«Тихие горы».

Ты помнишь, друг мой, волжские рассветы,
Что мы на вахте встретили с тобой?
Какие песни пели мы при этом,
И как туман стелился над водой?
«Тихие горы» звалась самоходка,
«Тихие горы» - наш теплоход.
«Тихие горы» - это не лодка,
Это корабль, идущий вперёд.
А ранним утром, «БТТ» к причалу
Нас подвозил торжественно с тобой…
И как сердечко, бедное, стучало,
И как спешили к матери домой. У нас с тобою разное случалось,
И здесь немало выпито вина,
Но самым ценным в жизни оказалось,
Что здесь со мною встретилась жена.
И вот узнал, что всё на переплавку…
Когда голодный вышел поворот,
Свезли наш теплоход кусками в лавку…
И, умирая, он спасал народ…
«Тихие горы» звалась самоходка,
«Тихие горы» - наш теплоход.
«Тихие горы» - это не лодка,
Это корабль зовущий вперёд.

Выходной. (Деревенские байки).

Мочит, мочит за окошком,
По окольниче стучит.
Я грибов набрал лукошко
Всё равно жена ворчит.
«Чо ты мелешь, пустомеля.
Лучше нА пол посмотри.
Убиралась я неделю…
За собой, хоть подотри».
Грязь на улице и лужи,
Даже псы не бегают.
Я живу собак не хуже,
У жены обедаю.
«Я тебе за эти речи,
Даже хлеба не подам.
Жить голодному полегче,
Много скинешь килограмм».
Возишь, возишь на хребтине,
Не из дому, а домой …
Мужику не как скотине,
Всё же нужен выходной.
«Выходного захотелось?
Я устрою выходной,
Чтоб тебе пилось и елось,
Раз в году… в твой выходной».
Что ты, что ты, дорогая!
Я маленько пошутил.
Ты сегодня выходная,
Я к уборке приступил.
«Ну. Вот так и надо, милый!
Разогрела я супец.
Можно стопочку… Постылый,
Скушай к стопке огурец»!

Бабочка наглая под ноги села.
Я наступить на неё не посмел.
Как из-за Волги она долетела? Бронзовый Чкалов и тот, удивлённо смотрел.
Медленно села цветком на ступеньку,
Её осторожно обходит народ…
Сменила на город свою деревеньку,
Ищет на Чкаловской лестнице свой огород.
Рядом с великим советским пилотом,
Маленький, глупый, но тоже пилот.
Их не сравнить, но признаюсь, чего там,
В каждом желанье сравниться с великим, живёт.
Мы рождены не в носу ковыряться.
Мы рождены, чтоб друг друга любить.
Мы рождены от любви улыбаться…
Жаль, что без злобы не можем, пока ещё, жить.
Бабочка с лестницы тихо слетела,
Свой, продолжая беспечный полёт…
Стоит, поправляя перчатку умело,
Бронзовый Чкалов, любимый народный пилот.

Солнце медленно земли краешком коснулось,
У колодца с журавлём синева качнулась.
Катит солнце за бугор, грустно веселится,
Этот красный помидор завтра воротится,
Воротптся синева, журавли, колодцы…
Если малость потерпеть и любовь вернётся.
Может сказки всё же есть в настоящей жизни,
Снова солнышко взойдёт и лучами брызнет.
И любовь вдруг оживёт, страстью заиграет.
Соловей опять споёт… Скажешь, не бывает?
Ничего не говори, всё давно понятно.
Но вечернею порой так мечтать приятно…

Что с собой сотворил?
По какому случаю?
Для чего полюбил
Дуру непримучую.
Ах, как ты хороша,
Сердце разрывается,
Пропадай моя душа
Буду после каяться.
Точно, буду каяться…

Предвестник осени.

Поля залило молоком тумана,
Предвестник осени жирует по ночам.
И месяц вынул ножик из кармана,
Давно известный старый хулиган.
Собака лает за кривым посёлком,
С тоски ли, с радости… как знать,
Но тявкает и тявкает, без толку,
Как будто лето вышла провожать.
Стою, дышу ночной прохладой,
Собаку слушаю… Не устаёт.
И ничего обоим нам не надо…
А может надо. Кто нас разберёт.

Вечернее солнце, с её стороны,
По ивам у речки играет.
Мне эти игры совсем не нужны
Её оно видеть мешает.
За тучку укройся, услышь сердца крик,
Ты ведь не глупое, солнце.
Рыжий, горячий, весёлый старик,
Дай заглянуть к ней в оконце.
Или представь, на один только миг,
Что близится время к полночи.
Сделай добро, как ты делать привык…
Дай посмотреть милой в очи.

С бокала пенного вина
Ты гениально танцевала,
В пустынной комнате, одна…
И тихо музыка играла.
Твои движения чисты,
Неторопливы, нежны, сладки.
Как погрузилась ты, в мечты,
Так я смотрел на них украдкой.
Мне б на руках тебя носить,
Теплом любимой наслаждаться,
Мечтать, лелеять и любить…
И чтоб тогда мне догадаться.

А вот не пишутся стихи,
Как мы соседям помогали…
Их не дают писать грехи,
Что заработаны в Цхинвали.
Мы не бомбили город. Нет.
Мы просто в этом виноваты.
И вновь должны держать ответ
Простые русские солдаты
За то, что генералитет
Дождался первого удара…
Или у нас разведки нет?
Иль в головах не стало вара?
А может просто, как в Чечне,
Опять всё денежки решают?
И олигархи, на войне,
Судьбою нашею играют?
Не верю больше никому,
Лишь о народе сердце плачет.
Судьба России на кону…
И только это что-то значит.

Кто ты мне? Не жена, не любовница.
Только жить без тебя не могу.
Моё солнышко, моя скромница,
Моё яблочко на снегу.
Без тебя даже солнце не радует,
Лишь одни проливные дожди.
Даже звёзды с небес не падают…
Ты сегодня меня подожди.

Что мне счастье?
И в несчастье
Проживу я как-нибудь.
А выпью с горя
Водки море,
Лишь бы в ней не утонуть.
А мне бы сказку,
Да сердцу ласку,
И живи, брат, не горюй.
Взгляд любимый,
Край родимый
Да горячий поцелуй…

Тишина в заводском Пентагоне,
В кабинетах гоняют чаи.
Освежают конторские шмони
Ненасытные глотки свои.
Тут владыки коммерческой тайны
Осторожно достаток куют.
Уважают себя чрезвычайно,
Не случайно сидят они тут.
Есть возможность ещё поживиться,
Пожирнее кусочек урвать,
Ну, а что производство дымится,
Им, ну скажем попроще, плевать.
Разукрасив родную контору,
Чтоб народец в неё не ходил,
Посадили охранников свору,
У которых начальник – дебил.
Приказал он на каждую дырку,
В перспективе на каждую дверь,
Словно пробку в пустую бутылку,
Посадить по охраннику, зверь.
И рычат, как собаки цепные,
Никому не дают воровать.
Ну, а сами… воруют родные,
Пока есть ещё что воровать.

И приехала, взрослая женщина.
Просто старшая дочка моя.
Со своим Забайкальем повенчана,
Где в багульнике сопки стоят.
Где ветра свои песни суровые
Выдают под сибирский мороз,
Где буряты, как русские, новые,
И китайцев с тележкою воз.
Где Байкал, для души утешение,
Ручеёчек знакомый бежит…
С возвращением, дочь, с возвращением.
Пусть обратный билет полежит.

Ты знаешь, а не зря я жизнь прожил.
И мы с тобой не просто целовались,
Ведь я тебя так искренне любил,
Что звёзды той любовью восхищались.
Никто в подлунном не любил, как я,
И вряд ли кто-нибудь полюбит,
Пускай вселенная разрушится моя,
Мою любовь и вечность не погубит.

Ты молчала о любви,
А хотя б солгала,
Чтобы пели соловьи,
Чтобы волновало.
Чтобы глупая душа,
От такого средства,
Вместе с крышей, не спеша,
Съехала бы в детство.
Чтоб улыбка – до ушей.
Можно днём и ночью.
Чтоб и глупый, и ничей,
Но влюблённый очень.

Тихо плакало лето.
Мы вступили в сентябрь
Хоть и грустно об этом,
Скоро будет октябрь.
День рождения снова.
Скоро тысяча лет…
Ради красного слова
Разрисуют сюжет.
Вот занятие, право,
Юбилеи считать.
Для меня, как отраву,
В этот день принимать.
Принимать поздравленья,
Стол жене накрывать…
Хорошо хоть веселье,
Хоть на грудь принимать.
Только денежек жалко,
Я б их лучше пропил
Иль к чертям на рыбалку,
В Чёрный яр укатил.
Там сейчас – наслажденье,
Там не жарко сейчас…
Отвяжись, наважденье,
Не об этом рассказ.
Что-то скачут мыслишки,
Словно улей растряс.
Мне бы денег излишки
Я бы сбацал для вас.
Спел бы старую песню
Про цыганский костёр,
И про вечер чудесный,
И про волжский простор.
А давайте, без денег,
Просто так запоём…
Отменив понедельник,
Для души поживём.

Наплевать, что ревность – пережиток,
Что же мне, с другим тебя делить?
Или мне, коль баб у нас избыток,
По чужим красавицам ходить?
Иль снабжать валютой шалашовок,
Иль играть в бесплатную любовь?
Я на этот счёт не очень ловок,
Да и жизнь не повторится вновь.
Ни к чему растрачивать впустую,
Что дано лишь на единый миг,
Я тебя, как в юности ревную,
Значит хоть душой я не старик.

Я с тобой танцевал
Сердце трепетало.
Нежно в щёчку целовал,
Но не помогало.
Как хотелось целовать
Чувственные губы
И губами ощущать
Сахарные зубы.
И сознанье потерять,
И в конец свихнуться.
Ну а после, наплевать…
Можно и проснуться.

Почти по Чехову.

Я в «Одноклассниках», на сайте
Сегодня встретил двух друзей.
Один - Долгих, другой – Коротких,
Любого хоть сейчас в музей.
Долгих, тихоня. В этой жизни.
Он как компьютер, «пень второй»,
Я не завидую обоим,
Но и не понял, кто герой.
Долгих работал, бился, спорил…
Не много денег нажил он.
Коротких задницы умело
Лизал начальству… Не смущён,
Разбогател без напряженья,
Задов начальственных не счесть.
Лижи на радость. Но для дела
Пришлось навозу много съесть.
И вот - богат, хоть и в навозе.
Теперь ложатся под него.
Умел лизать, был не брезгливым.
Не гордым, только и всего.
Теперь они гордятся оба,
Коротких тем, что денег воз,
Долгих, что всё-таки не беден,
Что не пришлось жевать навоз.
А мне друзей обоих жалко.
Коротких - ясно почему,
Но вот Долгих… он втихомолку,
Но всё ж завидовал тому!

Дружок взлетел под небеса,
Мотор, крыло, скамейка…
Мне ручкой машет с высока,
А я лежу с семейкой.
Я на траве, он надо мной…
Рискует он, а я - балдею.
У парня что-то с головой,
Но я от зависти болею.
И я бы тоже так сумел,
Но почему-то не умею.
И я бы тоже полетел,
Да почему-то вот не смею.
Быть может на жену свалить,
Что в небо не пускает…
Нет, видно просто легче жить,
Когда другой летает.

В чистом поле не цветы -
Одуванчики.
А по полю пацаны,
Словно зайчики.
Лето красное пришло,
Угорелые,
Сходу в речку, и – ура.
Мы ведь смелые.
Эхо звонкое, с утра,
Отзывается.
Солнце нашим пацанам
Удивляется.
Были всё-таки, друзья.
Мы счастливые.
Одуванчики – цветы
Не постылые…

Начало мая, лес печёный,
До речки выжжена трава.
Стою пейзажем удручённый.
Лишь “натюрморт”, да синева.
То небеса ещё синеют,
Лишь небеса ещё живут.
Природа, милая, болеет,
И жить ей люди не дают.
Остановись, безмозглый хомо,
Неторопливо осмотрись.
Пора уж что-то делать с домом.
Ну, хоть чуть-чуть подсуетись.
Подохнешь сам ты, чёрт с тобою,
Но для чего весь мир губить?
Пусть хоть Земля, сама собою,
Продолжит в космосе парить.
Не получился выход дерзкий
На сцену жизни у людей.
Остановись. Рукою мерзкой
Не трогай Землю, пожалей.
Когда сгорят людские кости,
Бездарно, глупо, насовсем.
Земля в космическом погосте
Плитой надгробной будет всем.

И рыбку съесть.

Люди сами кузнецы всех своих пристрастий,
И удач и суеты, да и разных счастий…
Только, как её поймать, ласточку удачи,
Чтоб в десятку угадать и никак иначе?
Чтоб другим не перейти к счастию дорогу,
И удачу не спугнуть, птичку-недотрогу?

Недавно в центре России милицией был убит отшельник по кличке Леший.

Зачем вы Лешего убили?
Налоги верно не платил?
На всю чиновничью систему
Он что-то грешно положил?
Вот на маньяков – мораторий,
Их не убий, и не моги…
А леший в лес подался с горя,
И вы его – под сапоги.
Как таракана, как козявку…
Кому под ёлкой он мешал?
Какую к лешему добавку
К бюджету Леший не додал?
Он двадцать лет прожил под ёлкой
Так дали б там и умереть.
Нет – заповедник, нет – двустволка…
Нет – бестолковейшая смерть!

Встретил я соседа Лёшку,
Тот мне новость рассказал.
Выпускал на двор я кошку,
Он за пивом побежал.
Говорит, лишь маргинальный
Размножается народ,
Что закон оригинальный
Наша дума выдаёт.
Говорит, что в нашей думе
Новый вывели закон.
Если ты в России умер,
Увеличат пенсион.
Мол, народ за той добавкой,
Припустился уж бежать,
И с собесовскою справкой
Начинает помирать.
Ты не много пива выпил?
Говорю соседу я,
Ты когда такое видел,
Чтоб закон народа для?
Я вчера другое слышал,
Тоже вроде бы закон.
Говорят, спустили свыше,
Скоро будет он внедрён.
От аварий, пешеходов
Начинают страховать.
Топчут, мать её, природу,
А не надо бы топтать.
Ходят люди по дорогам,
Топчут травы и бетон,
Значит, надобны налоги,
Значит, будет и закон.
На хрена бы мне налоги?
Лёха горестно заныл.
И по тропке, без дороги,
К магазину порулил.

Мы друг друга узнаём
По мгновеньям первым,
Иль в товарищах живем,
Или портим нервы.
И не нужен соли пуд,
Лишь в глаза посмотришь,
Вся картина сразу тут,
Хочешь, иль не хочешь.

Веки дрогнули твои,
Трепетно, знакомо…
Снова танго для двоих,
И от счастья кома.
Рук спокойное тепло,
И родные губы,
И оконное стекло,
И трубили трубы.
И глаза, твои глаза,
Шалые от счастья…
А за окнами гроза
Пыжилась ненастьем.

Вурдалак на сборную напавши…

Я тут стихи знакомого поэта,
Не к ночи сказано будь, как-то прочитал.
Он лихо нашу сборную в сонетах
Отборным матом нежно покрывал.
Да нет, я мата не слыхал такого,
Хотя по Волге много раз прошёл.
Ядрёного, бурлацкого, лихого…
И где слова такие он нашёл?
Как боженька язык не от… собачил?
И как бумага выдержала стих?
Вот сборную, наверно, озадачил
И грешных почитателей своих.

Рецензия.

Стихи писать порою лень,
Рецензии - тем паче.
На Ваш шедевр смотрю, как пень
И лишь одно давленье скачет…
Но потихоньку поднялось
От Ваших строчек настроенье.
Как будто выпить довелось,
А не прочесть стихотворенье.

90-60-90?
Простите за признание,
Но Это, как любить?
У женщины хоть что-нибудь
Должно под юбкой быть.
И если вдруг под лифчиком,
Имеется душа,
Тогда лишь эта, женщина,
Возможно, хороша.

Не пойму я, что такое,
Ноги от ушей…
Что тогда на месте носа?
Разных прочих шей?
Как красавицу такую
Целовать в засос?
Вот меня, как молодого,
Какой мучает вопрос.

Лесная раскраска.
(Сказка - быль).
Все совпадения имён и фактов не в зачёт.

В одной стране, не столь далёкой,
В соседних с Муромом лесах,
В избе не очень кривобокой,
Родился зайка, вертопрах.
А что поделать, наши зайцы,
Чуть легкомысленны, слегка.
Вся жизнь у них – сплошные танцы,
На радость лисам и волкам.
Зайчишка рос, леса рубили,
Но школу всё ж закончил он,
И злые звери не сгубили,
Да вот прошёл по лесу звон.
Газеты в лес не доставляют,
И телевизоров там нет,
Но только звери много знают.
Откуда? Это их секрет.
Зверьё прослышало, что люди
Решили жизнь свою менять.
Что демократия, мол, будет,
Зверей не будут убивать.
И воровать никто не будет,
И будут бедным помогать,
И будет всем инжир на блюде,
И будет всем страна, как мать.
И править будет добрый дядя,
Какого выберет народ.
И травку есть, хоть не всеяден,
Хоть у него и хищный рот.
Вот жизнь, мечта для идиота!
Власть у зверей задумалась.
Опять какая-то забота,
Но ничего, додумалась.
Везде, всегда, любою властью
Есть недовольные у нас.
Сыграем этой глупой страстью
И будем пользовать не раз.
Но где найти козла такого,
В чужой пустить, чтоб огород?
И вспомнили, да есть же, Вова.
Им очаруется народ.
Лесной народ, он к тюрьмам ближе,
Он зэков уважал всегда,
А если властью кто обижен
Считай что Вовин, навсегда.
А Вова, только власти предан,
Точнее, продан, молодец!
Ко всем причастен нашим бедам,
Да не ухватишь за конец.
Так пусть, хитрец из огорода,
Овец сколачивает в рать,
Ведь овцы что, как все народы,
Оне горазды лишь орать.
А Вова, рати глупой голос,
На думе снова львам продаст.
И власть у нас, и львиный волос,
И правим мы, как в прошлый раз.
Зайчишка рос, ума набрался,
Освоил даже Интернет.
Не сразу всё ж, но разобрался,
Что счастья в этой жизни нет.
У старых зэков, на наколках,
Зайчишка всякое встречал.
Там всё разложено, по полкам,
За что сидел, и с кем бывал.
А в Интернете, непонятно,
Там все на вид нормальные,
Но с ними как-то неприятно,
Уж очень виртуальные.
И бизнесмены у зверей
Какие-то звериные,
Как были песни у людей,
Унылые, старинные.
Хотя, ну что там говорить,
И средь людей есть дикие,
Порой начнут такое выть…
А просто так не выкинуть.
Но зайчик брал из Интернета,
Лишь, что ему понравилось,
Как будто в детство без билета
Поездка предоставилась.
Вот наступило зайке время
Лесную думу выбирать.
Он вырос лосю по колено,
А значит, мог голосовать.
И зайка стал включать головку,
И думать капитально.
В какую сторону винтовку
Направить, чтобы правильно.
Ему рассказывала мама,
Про время, что уже прошло.
Была всего одна программа,
Чтоб звери жили хорошо.
Ну а сейчас повсюду волки,
Не те, что Маугли друзья,
А те, которых из двустволки
Пока отстреливать нельзя.
Такой закон в лесу приняли,
Не обижали, чтоб волков,
Чтоб волчье зло не вспоминали…
Людской закон, для дураков.
И пенсии, как людям, дали,
Гарантии правительства.
Для этой сытой волчьей швали,
Родителей грабительства.
Козёл Вован слюною брызжет,
Вон, на поляне голосит.
Трясёт головушкою рыжей,
Правительству грозит.
И обступили Вову зэки,
Вот он порядок наведёт.
И однозначно, и навеки…
Не верь, не бойся, и… вперёд!
Он обещал овечке каждой
По мужику непьющему.
И разобраться с каждым гадом,
И звал к чему-то лучшему.
Помыть в Индийском океане
Зачем-то ноги обещал.
Но… Человек. Он не обманет.
Он сильно в будущее звал.
Но зайчик и ему не верил.
В лесу привыкли обещать.
В лесу под каждой веткой звери.
Наобещают, чтоб сожрать.
Вот, не успел на свет явиться,
Давай решенье принимай,
Кругом звериные всё лица.
Уж лучше б старый мамин рай.
Такие шли в лесу дебаты,
Страшней, чем у людей.
Друг друга ели демократы,
Пока морально, без затей.
И вот настал тот день великий.
Весь лес на выборы идёт.
Лесной народец многоликий
Сегодня что-то изберёт.
Переживаю я за зайцев,
Хотя давно понятно мне,
Их облапошат, как нанайцев,
В великой сказочной стране.
Хотелось бы продолжить сказку,
Но, время! Нужно дальше жить.
Чтоб жизнь, как детскую раскраску,
Раскрасить, и счастливым быть.

Фазенда.

Природа снова побеждает,
Трава попёрла, на ура!
Пик садоводства наступает,
Лопаты, вёдра – на гора.
И солнце, чёрт его возьми,
Печёт на полную катушку.
Ложатся бабушки костьми,
Фазенду холят, как игрушку.
Навоз, картошка, огурцы,
Морковь, капуста, помидоры…
Какие, бабки, молодцы.
Какие взваливают горы…
На становой хребет мужчин,
Чтоб те сальцом не зарастали,
Побольше было, чтоб причин
Им показать, кто крепче стали.
Сказать ему: ну что, устал?
А я как будто не устала?
Ах, как меня мой сад достал,
И как жена в саду достала.

Стрижевский султанат.

О времена реформ и перестроек! О вас так весело скучать.

Отупев от инфляций и СПИДА,
Насмотревшись заморских кино,
От великой на рынок обиды,
Все в посёлке решили одно:
Отделиться к чертям от России
Порешил поселковский народ.
Под Чечню и татар закосили,
Лишь бы сдвинулось что-то вперёд.
Стали думать, гадать, как назваться,
Хоть не даром порой говорят,
Нужно быть, а не просто казаться,
Но казаться лишь все норовят.
После споров, с устатку, не евши,
Объявили в Стрижах султанат,
Ну, такой уж народ охреневший,
Прёт без всякой оглядки назад.
Султанат так султанат.
Мне, не всё равно ли?
Нынче всякий дерьмократ
Править мной изволит.
Только б в душу мне не лез,
Да не бил бы в морду.
Правь четырежды подлец –
Я не очень гордый.
Время шло, народ усталый
Стал султана выбирать,
Кто для дела, кто для славы,
Стали разных выдвигать.
Встал один, с широкой мордой:
- Я султаном быть хочу.
Наведу порядок, твёрдо!
Я ни сколько не шучу.
Что за шутки на эстраде?
Выдвигайте жён в гарем!
Будут жить, как при параде,
Заявляю – жён не съем. –
И народ, всегда покорный,
То Советам, то ярму,
Голоснув, как в лужу пёрнув,
Враз доверился дерьму.
Встал султан, ремень поправил,
«Что тут много обещать?»
Посмотрел, и всех оставил:
«Завтра встретимся опять».
Ночь. В Стрижах темно и сыро,
Но встревожен муравейник,
Коммунальная квартира
Новый меряет ошейник.
Внучка Васькина, Варвара,
Дома сразу речь взяла
«Под кем только не бывала,
Под султаном не была.
Я пойду в гарем к султану,
Заявленье напишу!
Там, глядишь, султаншей стану,
Ящик водки отпрошу».
Васька вмиг подсуетился,
Заявленье подписал.
За пол-литра согласился,
И стаканчики достал.
Но зато в соседнем доме
Муж учил жену ремнём:
«Будем жить хоть на соломе,
Но к султану не пойдём.
Что за рабская натура?
Лишь бы кто-то управлял.
Ох, какая же ты дура.
Дед за что наш воевал?
Лучше я уйду в подполье,
Лучше что-нибуть взорвать!
Ведь у нас в Стрижах раздолье,
Можно бражкой торговать».
А в другом кирпичном доме
Сын с отцом судили так:
«В султанате, как в обкоме,
Нужен герб и нужен флаг.
Герб – литровая чекушка,
Флаг – зелёный крокодил!
Пусть поёт народ частушки,
Лишь бы шибко не бузил.
Ну а мы с тобою место
В султанате подберём!
Будет мучка – будет тесто,
Будут денежки – споём»!
Утром солнце покатилось
По деревьям, по домам…
И Стрижи засуетились.
Хорошо, скажу я вам!
В Стрижах веселие есть – пити,
И пьяному в пыли блевать,
Да от восторга волком выти
И носом рвотину клевать.
Мать-перемать – слова привета,
Табачный яростный дымок.
Стрижи – весёлая планета,
Стрижи – весёлый городок.
В полдень снова все собрались,
Стали речи говорить.
Где, какой забор поставить,
Султанат отгородить.
На мосту таможню ставить,
Все дороги перекрыть.
Всех водителей заставить
За проезд таньгу платить.
И начальника таможни
Стали срочно выбирать.
Без таможни как же можно
Все реформы начинать?
А потом диван избрали.
Генка визирем пошёл!
Чуть его не освистали,
Да подходец он нашёл.
Караван-сарай предложить
Он успел сообразить.
Лучше всем свинью подложить,
Чем семьёю в свинстве жить.
Помзавклуба, тётю Машу,
Дружно двинули в духан…
В бешбармак – Лариску нашу,
Юрку Русских – в достархан.
В чайхану – Вербицкий Вася,
Бохан с Пыном - песни петь.
От судьбы никто не спасся,
Нохрин двинулся в мечеть.
А потом в гармонь играли,
Выбирали тамаду,
Ближе к вечеру надрались
И мололи ерунду.
Сексуальные меньшинства,
Век свободы не видать,
Захотели вдруг Единства,
Стали женщин обнимать.
Ну а бабам равноправия
Захотелось всем и враз,
Взобрались на кучу гравия
И давай орать на нас.
Да мы всегда за равноправие,
Говорят им мужики,
Мы ведь самые бесправные,
В гроб залазим от тоски.
Вобщем, ссорятся, ругаются,
Кто во что и как горазд.
До султана подбираются,
Потому что педераст.
Но разгулу демократии
Крест поставили менты,
Разогнали нашу братию,
Все разрушили мечты.
Эх, судьба моя, судьбинушка,
Хорошо нам не живать.
Где ж ты русская дубинушка?
Век султаном не бывать.

Пускай вставать я рано не привык,
Меня природа рано разбудила,
И досыпал я по дороге на родник,
А солнышко в пути дурашливо искрило.
Прохладный лес щеки моей касался
И в сердце щебетом пичужек проникал.
И день совсем неплохо начинался,
И я пока от жизни не устал.
А родника божественною влагой
Мгновенно смыло отголоски сна…
И дым отечества по-прежнему мне сладок,
И для души здесь – вечная весна.

Покосившийся забор.

Столбики заборные
Выпили видать,
А может и хозяева
Забыли подровнять,
Но как бы там бы не было
Расхлябались столбы,
С досады деревянные,
Свои, нахмурив лбы.
И солнышко весеннее
На те столбы глядит,
И светит, и ругается,
Хозяев материт.

Я хочу сегодня выпить,
Потому что плохо мне,
Потому что, уж не выйдет
Первым быть на скакуне.
Мировой рекорд по штанге
Тоже, вряд ли, одолеть,
И с Кола Бельды, в яранге,
Опоздал я песни петь.
И в стране советской нашей,
Тоже больше не живать…
В голове с такою кашей,
Остаётся – пировать.

Наталье Дедовой.`

Вас, наверное, любят мужчины,
Потому что Вы нравитесь мне.
И другой я не знаю причины,
По которой вас встретил во сне.
«Колокольчик» знакомый трепещет,
Ветерок под подол норовит,
И глаза чертенятами блещут,
Всех Наталья опять удивит.
Мерелин ей в подмётки, едва ли,
Разве что выносить ассорти.
Мы такой Натали не видали,
Хоть полсвета ещё обойти.

Я не ищу в навозной куче
Ячменное зерно,
Чтоб сохранить, на всякий случай,
Пока не вырастет оно
Из глупой рифмы сделать что-то
Не каждому дано,
Но эта сладкая работа
Пьянит сильнее, чем вино.
Не назову себя поэтом,
И рядом не лежал,
Хоть мне по нраву дело это,
Я от него всю жизнь бежал.
Но вылезет шальная рифма
И волком вой,
И как взбесившаяся нимфа
Куда-то тянет за собой…
Так и живу, почти поэтом,
Хочу от жизни светлого,
И сомневаюсь что-то в этом,
И не могу без этого.

От тоски панацея.

Снова я опустился на землю
Из-за облачных далей своих.
Наши черти и в далях не дремлют,
Чтобы мы не забыли про них.
В жизни грустно порою бывает,
Просто грустно, без всяких причин.
Словно жизнь, как свеча догорая,
Выделяет охапку кручин.
Лягу в спальной тихонечко на пол,
На шершавый, прохладный палас,
Руки в стороны. Чтоб не заплакал,
Я вздохну глубоко пару раз.
Запою я тоскливую песню,
Отошла, чтоб от грусти душа.
От тоски нет лекарства чудесней…
Ах, как русская песнь хороша!
И запел… Уж до Стеньки добрался,
И поднялся на волжский утёс…
Незаметно с тоской разобрался,
И печали все ветер унёс.
И опять в свои дальние дали
Можно смело по жизни шагать…
Это песни душе подыграли,
Их умел наш народ создавать.

Роскошный дар возвышенной души
В твоих глазах доверчиво сияет.
Тот дар – любовь, и ты мне разреши,
Лишь поцелуй. Ведь сердце разрешает?
Так почему же губы прячешь от меня?
Ну, разреши, хотя бы в щёчку разик…
И пусть колокола об этом прозвонят,
Любовь одна лишь в этом мире праздник.

Рассмешил.

Раскудря, кудря, кудряшки,
Колокольчик голосок…
У Андрюхи и Наташки
Подрастает колосок.
Колосок зовут Иннуська,
Деда Боря, своя кровь,
По-китайски и по-русски,
Ей толкует про любовь.
Сюси –пуси, хулигашка,
Любишь деда или нет?
Развесёлая кудряшка
Заливается в ответ.

Что-то странное в семье нашей происходит.
Жена встанет поутру и, пока я сплю,
Двух здоровых мужиков в гости к нам приводит.
Ну а я присутствие мужиков терплю.
Младший двери во всю ширь молча открывает,
А который старшенький, тот в комнате уже.
Жена этих мужиков к столу приглашает,
Ну а я, разинув рот, сижу в неглиже.
Только эти мужики кушать не желают.
Супом их не удивишь, закормлены с утра.
Отношение своё активно выражают,
Просят шоколадку для смягчения нутра.
Моя грешница жена заначки открывает,
Для здоровых мужиков ничего не жаль.
Мужики слабиночку сразу понимают,
Рвутся к холодильнику разогнать печаль.
А уж когда покушали, мужики здоровые,
То сразу рвутся на диван или на постель.
Друг за другом носятся, словно псы дворовые,
Если не досмотришь, то снимут дверь с петель.
А потом на дедушке досыта наездившись,
Бабушку замучив, просто в драбадан
Хоть неугомонные, а ногами свесившись,
Упадут усталые дрыхнуть на диван.

Авто наехало
На дядю пьяного…
Авто железное,
А дядя нет.
Но так случилось что,
Сломалось лишь авто,
А дяде пьяному
Ну, хоть бы что…

Грубое весеннее.

Погулять весною вышел.
Тает снег, поёт душа.
От восторга едет крыша
И погодка хороша.
Но запнулся о бутылку,
Просто чудом не упал.
Словно ломом по затылку…
И восторг совсем пропал.
Нам бульдозерами надо
Разгребать от грязи путь,
Только что это за радость
За придурков спину гнуть.
Полтарашки, ВИЧ-пакеты.
Кто-то кушал и бросал.
Я бы кое-что за это
Им бы в узел завязал…
Ну а лучше бы отрезать,
А кому-то и зашить.
Наказать, побить, порезать…
Ну, нельзя же так сорить.

Опять барбос принялся хныкать,
Как человек заныл, запричитал…
Он кость большую притащил заныкать,
Да второпях в сугробе потерял!

Об одном я мечтал, чтобы снова встретиться,
А судьба, как назло, разводила нас,
Может бросить мечтать, плюнуть, да повеситься…
Только вряд ли в аду повстречаю Вас.
Где ты солнце моё, за какою тучею?
Я ходил, я бродил… Я искать устал.
Так, пожалуй, себя до смерти замучаю,
Потому что богов всех своих достал.
Но сегодня пойду, поищу по улице,
Может вдруг повезёт, я тебя найду…
А в мозгу у меня потихоньку крутится:
Пусть найду, не найду, но… зато пройдусь.

Выбивала женщина ковёр.

Она и слева, она и справа,
С оттяжкой лупит по ковру,
Как суд вершит, святой и правый,
Пылит c обидой на ветру.
За всё, что так и не случилось,
Что слёзы горькие текли,
За то, что жизнь не получилась,
И что любовь не сберегли…
И громко хлопала хлопушка,
И женщина глотала пыль…
То жизнь расстреливала пушка,
К которой муж поджёг фитиль.

В этой звонкой ночной тишине,
Где луна по реке проплывает,
Моя радость приходит ко мне.
Хоть в мечтах, но со мною бывает.
Ничего не скажу никому,
Потому что закончилось лето…
Чтобы мужу не знать твоему,
И моей половине про это.
Грешен я, что тебя полюбил,
Да и ты, что меня полюбила…
Ах, как дождик тогда моросил…
Неужели со мной это было?

За соседний тополь зацепилась,
Туча, с оглушительным дождём.
Ржавой бочкой в поле покатилась
Грохоча весёлым арт-огнем.
Только что мне туча грозовая,
У тебя глаза как приговор.
Почему ты грозная такая,
Мой домашний милый прокурор?

Два автора сказали: хорошо!

Отзывы на известного:
Гениально! Слово-то, какое произнёс. В нём столько разных смысловых модуляций. От угрозы - до удовольствия, от обещания помнить - до мести. Такому автору можно верить.
Отзывы на неизвестного:
Ну… Шут какой-то. Ему, видите ли, хорошо. Какой примитивизм, просто животное чувство. Чему он научит? Бред какой-то.

В России возродились регулярные занятия сексом. Интересно, что такая традиция уже была. Ещё в царской России, до прихода к власти большевиков…

В этой звонкой ночной тишине,
Где луна по реке проплывает,
Моя радость приходит ко мне.
Хоть в мечтах, но со мною бывает.
Ничего не скажу никому,
Потому что закончилось лето…
Чтобы мужу не знать твоему,
И моей половине про это.
Грешен я, что тебя полюбил,
Да и ты, что меня полюбила…
Ах, как дождик тогда моросил…
Неужели со мной это было?

За соседний тополь зацепилась,
Туча, с оглушительным дождём.
Ржавой бочкой в поле покатилась
Грохоча весёлым арт-огнем.
Только что мне туча грозовая,
У тебя глаза как приговор.
Почему ты грозная такая,
Мой домашний милый прокурор?

Туман, туман, седая сырость,
Природы утренней обман…
В туманном детстве часто снилось
Принцесса ты, я – атаман.
Я уносил свою принцессу
На рысаках в далёкий край,
В туманно-рыжем поднебесье
Смеялось солнце-каравай.
Ну, где же ты, моя родная?
Тебя заждался атаман.
Идёшь ко мне, я это знаю.
Но всё в пути твой караван.
Туман, туман, седая сырость,
Природы утренней обман…
В туманном детстве часто снилось
Принцесса ты, я – атаман.

Поплавочек, поплавок
На волнах качается,
С ним на этих на волнах
Облака встречаются.
Поплавок средь облаков
Даже не тушуется.
Бизнесменом средь лохов
Плавает, рисуется.

В глазах ни капельки тепла,
В душе ничто не шевельнулось…
Стеною каменной прошла
И как стена – не оглянулась. Не знаю, в чём я виноват?
Но видно в чём-то провинился…
И я прошёл, как автомат,
Хотя и очень удивился.

Чужая, не моя, но бывшая любимая…
Зачем зашёл я в этот магазин?
И обнаружил, бывшая родимая,
У дальней кассы покупала апельсин.
Ах, чёрт возьми, какая же ты гладкая,
И как давно тебя я не встречал.
Ты всё такая же красивая и сладкая,
Я так давно тебя не целовал.

На макушку лета солнышко забралось,
Чтоб полюбоваться на твою красу.
Появиться летом, как ты догадалась?
Всех цветов июля я не донесу.
Всех цветов России для любимой мало,
Я нарву случайных, первых васильков,
Чтоб тебе, родная, чуть теплее стало,
Остальное скажут васильки без слов.

По веленью щучьему.
(Сказка.)

Маразм крепчал, как не бывало.
На тюфяке Иван лежал.
Башка с похмелия трещала,
Брат за похмелкой побежал.
По телевизору реклама
В могилу сводит весь народ,
Опять брюзжит на Ваньку мама,
А брат с похмелкой не идёт.
Никто Ивану не ответит,
Где облегчение в судьбе?
Луна в окошко ярко светит.
Морозец видно, так себе.
А брат всё где-то пропадает.
Вода из крана не бежит.
Иван ведёрки собирает…
Сушняк достал, душа горит.
Пришла вчера соседка Танька,
И распушили братья хвост.
Косилась родная маманька.
Не зря. Достался братьям нос.
Остались с носом ребятишки,
А водки выпили ведро.
Такие выпали картишки…
Иван потрогал лишь бедро.
Катились льдинки под ботинки,
Светила полная луна.
Сорвался под гору на спинке,
Заныла бедная она.
Вот полынья. Иван подходит,
Что б зачерпнуть скорей воды.
Снежницу вёдрами разводит
Ни в чём не чувствуя беды.
Черпнул, ведро заколыхалось,
Едва не вырвалось из рук…
Вторым черпнул,… не показалось!
Таких Иван не видел щук.
Сидит в ведре и скалит зубы,
Как будто хочет проглотить?
Зря раскатала щучка губы…
Ивана ей не удивить.
Ну, жестковата малость щучка.
Старьё… А Ваня хочет пить.
Луженой глоткою забулькал,
Вдруг щука стала говорить:
«Ты отпусти меня, Иванчик!
Я пригожусь ещё тебе.
Иди домой, на свой диванчик.
Жди изменения в судьбе».
«Обманешь, старая калоша.
Ты мне сейчас чекушку дай.
С чего мне жизни ждать хорошей?
С трёх раз попробуй, угадай.
Нас только дустом не морили,
Толкали речи длинные,
Куда-то звали, выводили,
И завели… и кинули.
Мы в новой жизни не сгодились,
Мы все совки позорные.
Мы воровать не научились,
А только пить, по-чёрному».
Тут щука молвила Ивану:
«Не торопился бы, милок,
Я говорю, иди к дивану.
Всё для тебя исполню в срок.
Я слово щучье не нарушу,
По Думам вашим не сижу.
Меня Иванушка послушай,
Послушай, что тебе скажу.
По слову щуки, только скажешь,
Я всё, как надо сотворю.
Отпустишь, стало быть, уважишь,
Чекушку сверху подарю».
Иван не долго сомневался,
Решил проверить, что и как.
«Чекушку, в руки». Догадался.
Он не такой уж был дурак.
И вот искомая чекушка
Лежит у проруби в снегу.
«Ну, щука, славная подружка!
Прощай! А я домой бегу».
Он в прорубь щуку отпускает,
Домой торопится, спешит.
С водою вёдра забывает,
На крыльях ласточкой летит…
Когда домой пришёл братишка,
Иван, весёлый, отдыхал.
Опохмелился парень лишка,
Большой по жизни был нахал.
Но доля брата в поллитровке
Посереди стола стоит.
Когда придёт, с командировки,
Пусть тоже жажду утолит.
Но брат Ивана поднимает,
«Ну, как один я буду пить?»
Свою чекушку вынимает,
«Продолжим с истиной дружить».
Брат, говорят, читает Блока,
Высоцкого с Есениным…
Да только что-то мало прока
В серьёзном этом чтении.
Брат – оператор какачистки,
Философ и большой чудак.
Поклонник он какой-то Склиски,
И Хакамады, и… вот так.
А дома нет воды ни капли,
Иван про вёдра позабыл.
Ему приснился остров Капри,
Там мэр посёлка как-то был.
Ну, был, и был. Ивану нужно
Водою брата напоить.
«По слову щуки, вёдра дружно,
Домой. И капли не пролить».
Едва Иван промолвил слово,
Заходят вёдра сами в дом.
Взревел, братишка, как корова,
И замычал, и босиком,
Едва не выскочил из дома.
Но не успел. Увидел он,
Иван хохочет, пристипома,
Как победивший чемпион.
Упал братишка на диванчик,
За сердце держится своё.
«Давай рассказывай, Иванчик,
Что это тут за мумиё?
Мне что, работать на таблетки?
Иль гроб заказывать бежать?
Сейчас так двину табуреткой,
Что будешь и в аду лежать».
Деваться некуда, по девкам,
Ещё хотелось погулять,
По ресторанам, шоу, спевкам…
Пришлось всё брату рассказать.
Но разве кто-то вам поверит,
Что сказка старая жива?
Да пусть Кащей стоит за дверью,
Или пускай хоть сразу два.
Ну, Бабки-Ёжки, те бывают,
Хоть и не сказочный сюжет,
И Бармалеи завывают,
Когда терпенья больше нет.
Но, чтобы так, и в гости, сказка?
Да где такой найдётся брат,
Чтоб брехуну уставясь в глазки,
Нелепым россказням был рад?
«Иван, кончай. Что за досада?
Ты видно, малость, перепил.
У нас в стране лапши не надо,
Коль телевизор ты купил.
А ты мне сказки про погоду,
Про то, что щуки плавают…
Ты брату врёшь, как врут народу
Охотники за славою.
Как депутаты, доброхоты,
Манят на выборы народ.
Наговорят такого, что ты…
А после всё наоборот».
Иван не выдержал наезда.
Решил на деле доказать.
«Ты закажи желанье прежде,
А после будем разбирать».
Напрягся брат, желаний много,
А выбрать надо лишь одно.
«Ну, пусть по нашей по дороге,
Асфальта ляжет полотно».
«По слову щуки, - начал Ваня, -
Пускай от нашего крыльца,
До исполкомовского зданья,
Асфальт проляжет в два конца».
И видно что-то получилось,
Но поднялась по полю пыль…
Когда дорога прояснилась,
По ней летел автомобиль.
Глядят, налоговая служба.
Налоги едет выбивать.
Неужто кто со щукой дружбу
Успел налоговой продать?
И поживиться не успели,
И не нажили не гроша,
И не пожили, как хотели,
Хотя и жили, чуть дыша.
Решили братья отпираться,
Потом найти продажных сук.
Ни в чём не будем сознаваться,
Мы ни каких не знаем щук.
Но приставы вошли нахально,
Как будто в собственный кабак.
И в морды тычут, персонально,
Похуже бешеных собак.
А было всё банально глупо,
С учёта снял Иван «Москвич».
Теперь за гайки автотрупа
С него просили магарыч.
Hе продавал Иван машины,
А вот, попробуй, докажи.
Вот так без видимой причины,
Живи, любуйся и дрожжи.
Забрали, гады, телевизор,
Большой, тяжёлый, ламповый.
И шторы старые с карнизом,
Торшер зелёный, краповый.
Не жалко этих безделушек,
Но жаль, что в душу плюнули.
Мы проживём и без игрушек,
Да больно сильно клюнули.
«Иван, пусть щука их накажет.
Ну, хоть прононсом наградит.
Согласен я на чирей даже.
Но только пусть зело болит».
Уважил тот родного брата,
Желанье щуке зачитал,
И телевизор чтоб обратно,
И чтоб карниз обратно встал.
И сразу встало всё на место,
И телевизор мельтешит…
Но всё равно, не очень честно
За счёт какой-то щуки жить.
Душа у братьев золотая,
Как сделать так, чтоб всем помочь?
От людоедов, до Китая…
Чтоб пели песни, день и ночь.
Потом задумались, ребята.
Выходит что-то не того.
Кино, вино, еда, зарплата,
Да мало ли ещё чего?
Ведь если дать и всё, и сразу,
Умишком тронется народ.
И от безделия, заразу
Себе. точнёхонько, найдёт.
А питие, и наркоманство,
Убийство, блуд и просто лень.
Такое злое хулиганство,
Сейчас мы видим, каждый день.
А от безделия, поверьте,
Всё это вырастет стократ.
Наступит царство вечной смерти,
Которой каждый будет рад.
Пускай в трудах свой хлеб насущный,
Все люди будут добывать.
По богу. Факт, конечно грустный,
Но вряд ли надо горевать.
«А нам с тобою подфартило.
Тихонько, сбоку, проживём.
Ты посмотри, какая сила,
Какое счастье, прямо в дом!
Но вот налоговая служба,
Нас будет вечно доставать.
Оно бы нам совсем не нужно,
Да надо что-то предпринять.
Давай смотаемся к Агафье,
На дикий брошенный Алтай.
Ну, к Лыковой. Всё бросим на фиг,
Там, говорят, почти что рай.
Ну, можно дальше, места много,
Соседку Таньку заберём,
Конечно маму, и – в дорогу,
Хоть без налогов поживём!
Нам щука домик пусть построит,
С котельным отоплением.
Такая жизнь нас всех устроит,
И нынче, и со временем.
А для правительства родного,
Желаю капитального,
Сексу им, чтоб было много,
Пассивного, анального!
Эх, на уме у молодёжи,
Порнуха, пиво, Интернет,
Пусть рожи нет, и мало кожи»…
Иван проснулся, брата нет.
И не приносит он чекушку,
И щука, видно, пьяный бред.
И жизнь опять взяла на мушку…
Большой у жизни пистолет.
Пускай порою сказки лживы,
Нельзя на жизни ставить крест.
Пусть наша жизнь не так красива,
Но счастье в жизни всё же есть!

По веленью щучьему.
(Сказка.)

Маразм крепчал, как не бывало.
На тюфяке Иван лежал.
Башка с похмелия трещала,
Брат за похмелкой побежал.
По телевизору реклама
В могилу сводит весь народ,
Опять брюзжит на Ваньку мама,
А брат с похмелкой не идёт.
Никто Ивану не ответит,
Где облегчение в судьбе?
Луна в окошко ярко светит.
Морозец видно, так себе.
А брат всё где-то пропадает.
Вода из крана не бежит.
Иван ведёрки собирает…
Сушняк достал, душа горит.
Пришла вчера соседка Танька,
И распушили братья хвост.
Косилась родная маманька.
Не зря. Достался братьям нос.
Остались с носом ребятишки,
А водки выпили ведро.
Такие выпали картишки…
Иван потрогал лишь бедро.
Катились льдинки под ботинки,
Светила полная луна.
Сорвался под гору на спинке,
Заныла бедная она.
Вот полынья. Иван подходит,
Что б зачерпнуть скорей воды.
Снежницу вёдрами разводит
Ни в чём не чувствуя беды.
Черпнул, ведро заколыхалось,
Едва не вырвалось из рук…
Вторым черпнул,… не показалось!
Таких Иван не видел щук.
Сидит в ведре и скалит зубы,
Как будто хочет проглотить?
Зря раскатала щучка губы…
Ивана ей не удивить.
Ну, жестковата малость щучка.
Старьё… А Ваня хочет пить.
Луженой глоткою забулькал,
Вдруг щука стала говорить:
«Ты отпусти меня, Иванчик!
Я пригожусь ещё тебе.
Иди домой, на свой диванчик.
Жди изменения в судьбе».
«Обманешь, старая калоша.
Ты мне сейчас чекушку дай.
С чего мне жизни ждать хорошей?
С трёх раз попробуй, угадай.
Нас только дустом не морили,
Толкали речи длинные,
Куда-то звали, выводили,
И завели… и кинули.
Мы в новой жизни не сгодились,
Мы все совки позорные.
Мы воровать не научились,
А только пить, по-чёрному».
Тут щука молвила Ивану:
«Не торопился бы, милок,
Я говорю, иди к дивану.
Всё для тебя исполню в срок.
Я слово щучье не нарушу,
По Думам вашим не сижу.
Меня Иванушка послушай,
Послушай, что тебе скажу.
По слову щуки, только скажешь,
Я всё, как надо сотворю.
Отпустишь, стало быть, уважишь,
Чекушку сверху подарю».
Иван не долго сомневался,
Решил проверить, что и как.
«Чекушку, в руки». Догадался.
Он не такой уж был дурак.
И вот искомая чекушка
Лежит у проруби в снегу.
«Ну, щука, славная подружка!
Прощай! А я домой бегу».
Он в прорубь щуку отпускает,
Домой торопится, спешит.
С водою вёдра забывает,
На крыльях ласточкой летит…
Когда домой пришёл братишка,
Иван, весёлый, отдыхал.
Опохмелился парень лишка,
Большой по жизни был нахал.
Но доля брата в поллитровке
Посереди стола стоит.
Когда придёт, с командировки,
Пусть тоже жажду утолит.
Но брат Ивана поднимает,
«Ну, как один я буду пить?»
Свою чекушку вынимает,
«Продолжим с истиной дружить».
Брат, говорят, читает Блока,
Высоцкого с Есениным…
Да только что-то мало прока
В серьёзном этом чтении.
Брат – оператор какачистки,
Философ и большой чудак.
Поклонник он какой-то Склиски,
И Хакамады, и… вот так.
А дома нет воды ни капли,
Иван про вёдра позабыл.
Ему приснился остров Капри,
Там мэр посёлка как-то был.
Ну, был, и был. Ивану нужно
Водою брата напоить.
«По слову щуки, вёдра дружно,
Домой. И капли не пролить».
Едва Иван промолвил слово,
Заходят вёдра сами в дом.
Взревел, братишка, как корова,
И замычал, и босиком,
Едва не выскочил из дома.
Но не успел. Увидел он,
Иван хохочет, пристипома,
Как победивший чемпион.
Упал братишка на диванчик,
За сердце держится своё.
«Давай рассказывай, Иванчик,
Что это тут за мумиё?
Мне что, работать на таблетки?
Иль гроб заказывать бежать?
Сейчас так двину табуреткой,
Что будешь и в аду лежать».
Деваться некуда, по девкам,
Ещё хотелось погулять,
По ресторанам, шоу, спевкам…
Пришлось всё брату рассказать.
Но разве кто-то вам поверит,
Что сказка старая жива?
Да пусть Кащей стоит за дверью,
Или пускай хоть сразу два.
Ну, Бабки-Ёжки, те бывают,
Хоть и не сказочный сюжет,
И Бармалеи завывают,
Когда терпенья больше нет.
Но, чтобы так, и в гости, сказка?
Да где такой найдётся брат,
Чтоб брехуну уставясь в глазки,
Нелепым россказням был рад?
«Иван, кончай. Что за досада?
Ты видно, малость, перепил.
У нас в стране лапши не надо,
Коль телевизор ты купил.
А ты мне сказки про погоду,
Про то, что щуки плавают…
Ты брату врёшь, как врут народу
Охотники за славою.
Как депутаты, доброхоты,
Манят на выборы народ.
Наговорят такого, что ты…
А после всё наоборот».
Иван не выдержал наезда.
Решил на деле доказать.
«Ты закажи желанье прежде,
А после будем разбирать».
Напрягся брат, желаний много,
А выбрать надо лишь одно.
«Ну, пусть по нашей по дороге,
Асфальта ляжет полотно».
«По слову щуки, - начал Ваня, -
Пускай от нашего крыльца,
До исполкомовского зданья,
Асфальт проляжет в два конца».
И видно что-то получилось,
Но поднялась по полю пыль…
Когда дорога прояснилась,
По ней летел автомобиль.
Глядят, налоговая служба.
Налоги едет выбивать.
Неужто кто со щукой дружбу
Успел налоговой продать?
И поживиться не успели,
И не нажили не гроша,
И не пожили, как хотели,
Хотя и жили, чуть дыша.
Решили братья отпираться,
Потом найти продажных сук.
Ни в чём не будем сознаваться,
Мы ни каких не знаем щук.
Но приставы вошли нахально,
Как будто в собственный кабак.
И в морды тычут, персонально,
Похуже бешеных собак.
А было всё банально глупо,
С учёта снял Иван «Москвич».
Теперь за гайки автотрупа
С него просили магарыч.
Hе продавал Иван машины,
А вот, попробуй, докажи.
Вот так без видимой причины,
Живи, любуйся и дрожжи.
Забрали, гады, телевизор,
Большой, тяжёлый, ламповый.
И шторы старые с карнизом,
Торшер зелёный, краповый.
Не жалко этих безделушек,
Но жаль, что в душу плюнули.
Мы проживём и без игрушек,
Да больно сильно клюнули.
«Иван, пусть щука их накажет.
Ну, хоть прононсом наградит.
Согласен я на чирей даже.
Но только пусть зело болит».
Уважил тот родного брата,
Желанье щуке зачитал,
И телевизор чтоб обратно,
И чтоб карниз обратно встал.
И сразу встало всё на место,
И телевизор мельтешит…
Но всё равно, не очень честно
За счёт какой-то щуки жить.
Душа у братьев золотая,
Как сделать так, чтоб всем помочь?
От людоедов, до Китая…
Чтоб пели песни, день и ночь.
Потом задумались, ребята.
Выходит что-то не того.
Кино, вино, еда, зарплата,
Да мало ли ещё чего?
Ведь если дать и всё, и сразу,
Умишком тронется народ.
И от безделия, заразу
Себе. точнёхонько, найдёт.
А питие, и наркоманство,
Убийство, блуд и просто лень.
Такое злое хулиганство,
Сейчас мы видим, каждый день.
А от безделия, поверьте,
Всё это вырастет стократ.
Наступит царство вечной смерти,
Которой каждый будет рад.
Пускай в трудах свой хлеб насущный,
Все люди будут добывать.
По богу. Факт, конечно грустный,
Но вряд ли надо горевать.
«А нам с тобою подфартило.
Тихонько, сбоку, проживём.
Ты посмотри, какая сила,
Какое счастье, прямо в дом!
Но вот налоговая служба,
Нас будет вечно доставать.
Оно бы нам совсем не нужно,
Да надо что-то предпринять.
Давай смотаемся к Агафье,
На дикий брошенный Алтай.
Ну, к Лыковой. Всё бросим на фиг,
Там, говорят, почти что рай.
Ну, можно дальше, места много,
Соседку Таньку заберём,
Конечно маму, и – в дорогу,
Хоть без налогов поживём!
Нам щука домик пусть построит,
С котельным отоплением.
Такая жизнь нас всех устроит,
И нынче, и со временем.
А для правительства родного,
Желаю капитального,
Сексу им, чтоб было много,
Пассивного, анального!
Эх, на уме у молодёжи,
Порнуха, пиво, Интернет,
Пусть рожи нет, и мало кожи»…
Иван проснулся, брата нет.
И не приносит он чекушку,
И щука, видно, пьяный бред.
И жизнь опять взяла на мушку…
Большой у жизни пистолет.
Пускай порою сказки лживы,
Нельзя на жизни ставить крест.
Пусть наша жизнь не так красива,
Но счастье в жизни всё же есть!