Довольно рушить.

Как будто людей не осталось уже,
Одни лишь сплошные уродины.
И главный удар по уставшей душе
Смена названья и Родины.
Страну, где родился, убили они...
Соседи – не братья, а вороги.
Живём в состоянии тихой войны…
Одни лишь патроны не дпроги.
Завтра мой город переназовут.
Гордясь, наследят в истории…
А в городе этом и люди живут,
Не нужно им этой «виктории».
С фашистом война не косила людей,
Как в годы убийства Империи.
Жаль, не один не ответит злодей…
И наплевать на потери им.
Сволочи были во все времена,
Но демократы особенно.
И город – прощай, и родная страна,
И тихая, малая родина.

Белые туфельки, белые брюки…
Всем рубашонка открыта ветрам.
Возле старинного храма науки
Мне повстречалась девчонка - шарман.
Я по-французски подумал - шерше ля,
Губы шепнули тихонечко - фам.
И на ногах устоял еле-еле
И улыбнулся нечаянно вам.
Белые туфельки словно споткнулись
И покачнулась тихонько земля…
Глазки зелёные мне улыбнулись
Здравствуй! Бонжур, дорогая моя.
Я так мечтал говорить по-французски,
Жаль, что когда-то учил я другой…
Ты мне ответила тихо, по-русски
Здравствуй, но мы незнакомы c тобой.
Мне посочувствуйте, добрые люди.
Я от волнения русский забыл…
Только другого момента не будет.
С солнышком рядышком заговорил.
Так и пошли мы по улице вместе
Я говорил, и внимала она…
Был удостоен высокой я чести,
Ночь напролёт целовались без сна.

Весь мир театр.

У меня простая роль.
Мне играть её свой век.
Я не шут, и не король,
Я всего лишь человек.
Мне не нужно королей,
И тем более, шутов.
Но с любимою своей
Их спектакль смотреть готов.
Вон как ломятся они,
Так актёрам не сыграть.
В проститутки, в холуи…
Лишь бы денег больше взять.
Вон нахапал, буржуин,
Ножки подгибаются…
Нынче жулик – господин,
Сытый… улыбается…
Передохнут всё равно.
От жратвы расколются.
Молят господа давно,
Только не отмолятся.
Больше нечего украсть,
Почти всё украдено…
Тучей ломятся во власть
Короли, да гадины.
У меня ж простая роль,
Мне играть её весь век…
Что мне шут или король,
Я - нормальный человек.

Весь мир театр.

У меня простая роль.
Мне играть её свой век.
Я не шут, и не король,
Я всего лишь человек.
Мне не нужно королей,
И тем более, шутов.
Но с любимою своей
Их спектакль смотреть готов.
Вон как ломятся они,
Так актёрам не сыграть.
В проститутки, в холуи…
Лишь бы денег больше взять.
Вон нахапал, буржуин,
Ножки подгибаются…
Нынче жулик – господин,
Сытый… улыбается…
Передохнут всё равно.
От жратвы расколются.
Молят господа давно,
Только не отмолятся.
Больше нечего украсть,
Почти всё украдено…
Тучей ломятся во власть
Короли, да гадины.
У меня ж простая роль,
Мне играть её весь век…
Что мне шут или король,
Я - нормальный человек.

Тупеет всё...
И жизни смысл тупеет тоже...
Но надо жить...
И пусть мороз,
Ножом,
По белой коже...
Ах, мать моя,
Как жить с тобой в разлуке?
Кому молиться,
Если всюду - суки.

«Да, Витёк, такая нынче скука,
Даже не с кем банку раздавить…
Знал бы кто, какая мука,
Одному шестые сутки пить.
А эти вот, смешливые макаки,
Не помогут нам с тобой, Витёк.
Приходи в столярку, будут «Маки».
Скоротаем с «Маками» денёк».

Наметнул в печурку дров, Чайник на комфорочку.
Слава богу, жив, здоров,
Светит месяц в форточку.
До чего же хорошо
Вечерами длинными
Успокоиться душой,
Как во дни былинные.
Никаких тебе вестей,
Гнусных и паршивых.
Потому что нет властей,
Слишком говорливых.
Шоуменов не видать,
Разной порнографии…
Буду долго отдыхать,
Глядя фотографии.
Васька-кот залез в кровать,
Ничего, подвинется…
И Бальзака почитать...
Пушкин не обидится.

Ну вот, а говоришь, зимы не будет…
Под сорок градусов не шуточный мороз.
Зима про нас так просто не забудет,
И многих схватит за сопливый нос.
Поэтому закутай милый носик,
Люблю порою целовать его.
Мороз для нас копеечный вопросик.
Ты не замёрзни. Только и всего.

Жизнь хороша, да не для всех,
И твёрдо знает публика:
Украсть у жулика не грех,
Грех – не украсть у жулика!

Игра в меланхолию.

Хандрю. Проходит жизнь.
Любови снова нет.
Рукой опёрся на карниз…
Найти бы где-то пистолет…
В окошко, может махануть?
Невысоко, восьмой этаж.
Опять сегодня не уснуть…
Скрипит текучий такелаж.
А на панельных этажах
Не ставят парусов…
На животе след не ножа,
Тугой резинки от трусов.
А может шпагу прикупить
И на фиг, словно самурай,
Живот тихонечко пронзить…
И, к лешим, сразу в рай?
Красиво. Кровь свою пролить…
А за одним фекалии…
Друзей, подружек удивить…
А может и Наталию?
Но очень боли я боюсь
И жить чего-то хочется…
С хандрою завтра разберусь
Пусть долго жизнь не кончится.

Как Ганса оловянные солдаты.

Стихи люблю простые, как дыханье…
Как дуновенье летом ветерка…
Души, в которых трепетанье,
Что написало сердце, не рука.
Люблю стихи, не чёрные квадраты,
А чтобы был, хоть маленький, но смысл.
И чтоб они, как оловянные солдаты,
Несли любовь и сказочную мысль!

За столом одиноко, с одиноким стаканом.
Отодвинься душа, я тебя оболью…
Было прошлое сном и далёким туманом,
Но тебя, как и прежде, почему-то люблю.
Что-то сердце моё, не шутя, приболело,
Надоело ему о прошедшем грустить…
Это наша любовь отцвела, отгорела,
И любви той зола не успела остыть.
Тихо плачет душа, ей не нужно стакана,
Я и так уж её русской водкой облил…
Лишь одной только ей говорю без обмана,
Что люблю я сильнее, чем когда-то любил.
Было прошлое сном и далёким туманом,
Я тебя, как и прежде, почему-то люблю…
И сижу за столом, с одиноким стаканом,
Отодвинься душа, я тебя оболью.

Помнит, помнит дед Василий…

То ли старость наступает,
То ли праздник на носу…
Дед Василий вспоминает
По руб двадцать колбасу.
Ей цена сегодня триста,
Не дешевеньких рублей.
И бутылка пригодится,
Так себе, за сто рублей.
Говорят, подорожает…
Ну, добавим полтешок.
Что ещё? Старуха знает,
Ей «Мерло» на посошок.
Прибегут, понятно, внуки,
Тоже надобен презент.
От дверей протянут руки…
Потрясающий момент!
Огурцов и всякой дряни,
Посмекаем в погребах.
На заначку прикарманить…
Без заначки дело швах.
За квартиру оставляем…
А что бабке отдавать?
Ладно, нынче погуляем.
Завтра будем горевать.

К Новому Году.

Праздников много придумали люди
Больше всего я люблю Новый Год.
И День Победы. Пускай вечно будут.
Это святое, и лишь высший сорт.
Ну а за ними стоят день рожденья,
Самый простой, человеческий день,
Первое Мая, всего пробужденье,
Марта восьмого весенняя звень.
Всё остальное не трогает душу.
Дней Конституции было не счесть,
День Примиренья Седьмого не лучше,
И не пропил я пока свою честь.
Освобожденье Руси от чего-то,
Перенесенье чего-то в вигвам,
День шоферОв, докторОв и пехоты,
Дни поднесения водки к мордАм.
Не примирите Вы белых и красных,
Каких бы ещё не придумали дней…
Давайте же выпьем за то, чтоб несчастных
Не было граждан в России моей.
Не бередите Вы старые раны,
Хватит помоями Русь поливать.
Чтоб не грустили друзья ветераны,
Будем Союз хорошо вспоминать.

Ясный пень.

Всегда есть выход запасной,
И лишь на транспорте – запасный.
Но будешь в ситуации ужасной,
Живи как пень, который ясный.
Глаз потерял, будь счастлив, что не оба,
А если оба, радуйся, что жив.
А коль заколотили крышку гроба
Спокойно дрыхни, службу отслужив.

Проснулись, как бы.

Вчера было депутатам наплевать
Кто детей России будет покупать.
Потому что депутатам, что ещё,
Деньги платят, и живётся хорошо.
Все они, как два балбеса, из ларца,
По доходам, одинаковы с лица.
На народ российский им наплевать,
Лишь бы волюшка была им воровать.
Нынче мальчика сварили в США,
У пеньков, как бы прорезалась душа.
За Рассеюшку решили постоять,
После драки кулаками помахать.

Мне сопит тихонько в ухо жена.

Мне сопит тихонько в ухо жена,
За окошком кто-то тихо шуршит.
Среди ночи подняла тишина,
Это снег опять со мной говорит.
Говорит снежок, что скоро зима,
Говорит, что на носу Новый год.
Говорит, чтоб не сходил я с ума,
Не косился б на чужой огород.
А в окошке и снежок, и луна,
И снежиночки шуршат по стеклу.
Не даёт покоя снова вина,
Что к чужому потянуло теплу.
И снежок твердит, что скоро зима,
И ещё, что на носу Новый год.
И опять, чтоб не сходил я с ума,
Не косился б на чужой огород.
Только сердце снова рвётся туда,
Куда может быть не надо идти.
Белой мухой пролетят холода,
И хорошее ещё впереди.
Только снег шуршит, что скоро зима,
И что снова на носу Новый год,
И боится, что сойду я с ума,
И уйду на тот чужой огород.

Мечтайте.

Время метит всяку шельму,
Хромотою, иль горбом,
Иль зубов болящим нервом,
Или слабым животом.
Не спасёшься от награды,
Виноват, не виноват…
Награждает без пощады,
И достаточно наград.
Только я – любимчик бога,
Убегаю от наград…
Виновата в этом йога.
Приобщайтесь, буду рад.
Я пока лишь собираюсь,
Эту йогу полюбить,
Но ни капельки не каюсь,
Что мечтаю йогом быть.
Ведь пока мечту я строю
Время милует меня…
Видно дело не простое,
Жить, мечту свою храня.

Мне по душе, как ты листаешь книгу…
За верхний уголок, красиво, не спеша…
И пусть в той книге видишь только фигу,
За книгой ты и с фигой хороша!

Не грусти о том, что невозможно,
Не жалей о том, чему не быть…
Нужно жить, дружище, осторожно,
Чтобы ничего не полюбить.
Нужно быть к печальному готовым,
Ни к чему душой не прикипать.
Заболеешь, если был здоровым,
Если жил – придётся помирать.
Всё пройдёт…, пошлее нет закона.
И страшнее нету ничего…
Как сегодня каркала ворона
В сосняке у дома моего.
И трактат печальный, философский,
Как нарочно под руку попал…
И грущу с моралью идиотской,
Словно жить, да и любить устал.
Чёрта с два! Хоть миг, да погуляю.
Чем печальной серой мышью жить,
Я себе наотмашь пожелаю,
По-российски значит, полюбить.

Тайная, виртуальная.


Я зайду к ней на сайт, ничего не скажу,
Полюбуюсь красивою женщиной…
А потом в одиночестве дома сижу,
Со своею женой, деревенщиной.
Тесто вон замесила, блины мне печёт,
Я и так опасаюсь поправиться…
А из кухни блинами так вкусно несёт.
Виртуальной не снилось красавице.
Ну, за что мне досталась такая жена?
Тех блинов я досыта налопался…
И упал на диван, и заныла спина,
А потом были дрёмы, как водится...
Поздно ночью меня подняла тишина
И я снова метнулся к компьютеру.
Постирушки затеяла видно жена
В ванной что-то Эл Джи тихо булькнула.
Вот ведь всё у жены, ну не как у людей,
Лишь бы мне показать, что работает.
Я устало терплю, не ругаться же с ней,
И живу виртуальной заботою.
Заскочу я на сайт, втихаря погляжу,
Полюбуюсь красивою женщиной…
А потом потихонечку дома сижу
Со своею женой, деревенщиной.

Тебе…

Тебе, которую любил,
И объясниться не решался,
Тебя я вовсе не забыл,
А разочаровался.

Смотри, какой сегодня снег.
Как нежно хлопьями планету укрывает.
И как отчаянно, почти, как человек,
Он за любовь свою переживает.
Ложится снег на тёмные поля,
Дороги рваные позёмкою бинтует,
Ведь раны под бинтом не так болят,
Да и под снежной шубой не продует.
Рябины нынче не было в лесу.
Уже декабрь, а только снег ложится.
Любуемся на снежную красу…
Как хорошо, когда снежок кружится.

Нашу я люблю рекламу,
От неё порой тошнит…
Только лишь ленивый самый
Ту рекламу не бранит.

Что-то, братцы, всё у нас
Глупо, или криво…
Провинился Каркунов,
Правильное пиво!

Люблю смотреть, как женщина танцует,
Как лошадь по степи галопом мчит.
Как пламя в печке сполохи рисует,
И как водичка в роднике журчит.
Глагольной рифмою люблю побаловаться,
Наперекор эстетам поступать.
И жизни не устал я удивляться,
Пока ещё мне рано помирать.
Пока друзей ещё желаю радовать,
Своих врагов желаю огорчать,
Любимую с любовью спать укладывать
И с ней рассветы новые встречать.

Будет весело зимой!
Но хочу сменить программу.
Я сегодня выходной!
Раз попал я на рекламу,
Я сейчас повеселиться
Замечательно готов.
Мне зимою не годится,
Я сегодня жив, здоров.
Эх, реклама ты реклама,
В деньги, в душу, просто мать.
Никогда не скажет прямо,
Что сегодня горевать.
Лишь неспящие порхают
Ночью к светлой стороне,
Да прокладки пролетают,
Словно Армстронги к Луне.
Попы, словно помидоры,
Лоском вымыты давно,
Зубы чистят, как заборы…
Развесёлое кино.
И у них такие зубы...
Рвут канаты, как пельмень…
Эх, не рухнули б мы с дуба
Видя эту дребедень.

Темнее ночь вороньего крыла,
В такую ночь ворону не увидишь.
Луна к нечистым на кулички уплыла,
Но ты ко мне, я знаю, снова выйдешь.
С тобою мне не надобна луна.
От глаз твоих тепло, светло и ясно.
И пусть у нас осенняя весна,
Любовь, она и осенью прекрасна.

Поболел.

Я хандрю... Впервые в жизни.
И Ахмад не сладок чай.
Доктор выписал мне клизму,
Мимоходом, невзначай.

Заболел я видно что-то,
Даже может мне кранты.
И коронная примета,
Доктор стал со мной на Ты.

Боже, что же я наделал,
И кому не угодил…?
Доктор после мне поведал,
Как на клизму посадил.

Говорит, ты слишком толстый,
Надо малость, похудеть…
Ну а, вобщем, дело просто,
Спорить надобно уметь.

«Кто сказал Спартак сильнее,
Чем великий ЦСКА?
После клизмы поумнеешь».
Молвил доктор свысока.

Счастье.

Вечер снежный и дождливый.
Сыро. Капает с лица…
Рвусь домой со страшной силой,
Выпить с холода винца.
И жена, уж точно что-то,
Приготовила поесть…
Хорошо, когда есть кто-то,
Кто и ждёт, и просто – есть.

Ты сегодня такая нахальная…

Ты сегодня такая нахальная…
И мне нравится это в тебе.
Эта робкая дерзость, случайная,
И помада на сладкой губе.
И ручонки твои, шаловливые,
Обнимают без страха меня…
Ты открой свои очи, стыдливые,
И любви не пугайся огня.
Ты сегодня отчаянно смелая,
И любви доверяешь моей…
Для тебя всё на свете я сделаю,
Так иди же ко мне поскорей.
Ты моя… До безумия вкусная…
Потерял я остаток ума…
Лишь одно только знаю и чувствую.
Без тебя мне не жизнь, а тюрьма.

Позволь, дорогая.
На ушко спою,
В полголоса песню
О том, что люблю.
Люблю, как подругу,
Как ласковый свет,
Ко мне лишь с тобою
Приходит рассвет.
И лишь посмотрела
Украдкой в глаза,
То в миг улетела
Душа к небесам.
И сверху любуясь
Любовью своей,
Тихонько запела
Душа - соловей.
Запела негромко,
Что жизнь хороша,
Коль рядом с тобою
Родная душа.
И нет в целом свете
Счастливей меня…
И солнышко светит,
И струны звенят.

Осыпаются листья у клёнов.

Осыпаются листья у клёнов,
И становится, виден твой дом,
И в светящейся раме оконной,
Шторы с нежно-зелёным кантом.
Из окна мне окно твоё видно.
Вот опять выключаешь ты свет.
Так бывает порою обидно,
Что меня с тобой рядышком нет…
А когда я иду на работу,
Всё кошусь на окошко твоё…
Подыскал себе, дурень, заботу.
Позабыл, что не быть нам вдвоём.
Мы с тобою оковами скованы…
Против нашего счастья судьба.
Мы любовью с тобой поцелованы…
Только вот неизвестно куда.

Ладоней милых…

Ладоней милых, словно паутиной,
Как и картин великих мастеров,
Коснулось время, друг неотвратимый,
Как моль, подруга бабкиных ковров.
Но меж бровей, две складки вертикальных,
Характер вертикальный выдают…
Твои глаза, мне рады не формально.
Как жаль, что в счастье долго не живут.
Живёт мечтою человеческое племя.
Мы рождены, и это наш удел.
Над светлым чувством неподвластно время,
Пусть мы в плену у наших бренных тел.
И хоть одной надеждою согреты,
И жизнь мелькнёт, как солнца блик,
Любви великой вечные сюжеты
Мы доиграем в свой великий миг.

К мораторию на смертную казнь.

На смертную казнь завезли мораторий.
Жестоко, сказали, убийцу казнить.
Мол, новая смерть только новое горе
И должен убийца пожизненно жить.
Вот и швыряют от дури гранаты,
Мучают, грабят, насилуют, жгут…
Плачут родители школьницы Наты,
Убийцам её ничего не дадут.
Я не могу отменить мораторий,
Но если не стали маньяков стрелять,
Так узаконьте, на память о горе,
Хоть гениталии им отрывать.

Нахальная дождиночка
Нахально в ухо капнула.
Нахальная кровиночка
Нахального дождя.
Нахальная, нахальная…
А не нахальный я?
Под дождиком, без зонтика,
Я вышел погулять,
Судьбу свою, в который раз,
Нахально испытать.

Вот и осень…

Вот и осень…
Снова листья
Нам дорожки засыпают.
Как-то быстро…
Слишком быстро,
Дни печали наступают.
Золотится…
И искрится,
И шуршит листва с досады.
Словно просит…
Тихо просит,
Сонный лист за жизнь награды.
Было, было…
Столько было,
И с друзьями, и с врагами…
А остался,
Только шорох…
Тихий шорох, под ногами.

Бедный я, бедный…

К сожаленью, ты не мне досталась.
Мне твоим любовником не быть.
Ягодиц курдючную усталость
Не моим ладоням шевелить.

Деда нужно слушаться.

Не дерзи, внучонок, деду!
Дед не мамка – выпорет.
Я пока веду беседу,
И смотрю, что вырастет.
Если в угол не желаешь,
Можно в ссылку – под кровать.
Если слов не понимаешь,
Буду меры принимать.
Где там с якорем на пряжке
Мой заветный ремешок?
Что? Расскажешь всё папашке?
Да ты ябеда, дружок.
Я отца бывало шлёпал,
И тебя отшлёпаю.
Ишь ты, ножками затопал.
Я тебе потопаю.
Что? Всё сразу понял?
Всё теперь получится?
То-то. Дед, он, как икона.
Деда надо слушаться.

На стих Анны Фарумды.

Страха нет. Азарт и удаль,
Нужен женщине простор!
Эта Аннушка Фарумда,
Настоящий мушкетёр!
Мушкетёр пера и шпаги.
И красавица, к тому ж…
А какой тогда отвагой
Обладает её муж?

Фазенда кончилась, ура!

(К жене)

Сегодня праздник для души.
Бутылку ставь, и не греши.
И погуляем.
Возражай, не возражай,
Весь убрали урожай.
Отдыхаем.
Надоел мне огород,
За последний этот год.
Нету мочи.
Траву полоть и поливать,
Косить, копать и проклинать…
С утра до ночи.
И вот окончен этот бал,
Я с земледелием порвал
И не жалею.
Дышу спокойно, глубоко,
Мне хорошо, и так легко.
Лежу, балдею.
Уж ты прости меня жена,
Коль в этом есть моя вина,
Я принимаю.
Но этот садо-огород
Достал меня за прошлый год
И я страдаю.
В сердцах облаял огород,
А вот душа наоборот,
И по ночам – копает.

Заметил я, при каждой нашей встрече,
Я написал какой-нибудь стишок.
Легко и просто, словно спичкой свечи,
Одной рукой, играючи, зажёг.
И не моя, признаюсь в этом, слава.
Всё от тебя, как солнышка глоток,
От глаз, и скромных, и лукавых,
Которых родина – восток.
От рук, не знавших макияжа,
Естественной, природной красоты.
От губ… тут слов не надо даже,
И остального… всем прекрасна ты.
Заметил я, как дрогнули ресницы,
И рифму, не робея, подобрал…
Да как же так могло случиться,
Я на тебя по-чёрному запал.
Ну, всё. Стихи писать кончаю,
Дорожки знаю все твои…
Иду к тебе, и повстречаю,
И объяснюсь красавице в любви.

Ты пошутила и, прошла роскошная,
Как жаль, что нам с тобой не по пути.
Зачем судьба моя такая сложная,
Всю жизнь любить одну, с другой – идти.
Тобой не первый год тайком дурею я,
Неравнодушная и ты ко мне.
И пусть прошла у нас пора цветения,
Но ты являешься ко мне во сне.
Всё, что урывками, то не нормальное,
И горек краденый твой поцелуй.
Пусть наша жизнь с тобой, как кость игральная,
Ложится мизером, ты не горюй.
Пускай мы все сойдём под своды вечные,
Нам ни к чему об этом горевать.
Судьбе спасибо я скажу сердечное,
Что повезло тебя мне целовать.

«Тихие горы».

Ты помнишь, друг мой, волжские рассветы,
Что мы на вахте встретили с тобой?
Какие песни пели мы при этом,
И как туман стелился над водой?
«Тихие горы» звалась самоходка,
«Тихие горы» - наш теплоход.
«Тихие горы» - это не лодка,
Это корабль, идущий вперёд.
А ранним утром, «БТТ» к причалу
Нас подвозил торжественно с тобой…
И как сердечко, бедное, стучало,
И как спешили к матери домой. У нас с тобою разное случалось,
И здесь немало выпито вина,
Но самым ценным в жизни оказалось,
Что здесь со мною встретилась жена.
И вот узнал, что всё на переплавку…
Когда голодный вышел поворот,
Свезли наш теплоход кусками в лавку…
И, умирая, он спасал народ…
«Тихие горы» звалась самоходка,
«Тихие горы» - наш теплоход.
«Тихие горы» - это не лодка,
Это корабль зовущий вперёд.

Выходной. (Деревенские байки).

Мочит, мочит за окошком,
По окольниче стучит.
Я грибов набрал лукошко
Всё равно жена ворчит.
«Чо ты мелешь, пустомеля.
Лучше нА пол посмотри.
Убиралась я неделю…
За собой, хоть подотри».
Грязь на улице и лужи,
Даже псы не бегают.
Я живу собак не хуже,
У жены обедаю.
«Я тебе за эти речи,
Даже хлеба не подам.
Жить голодному полегче,
Много скинешь килограмм».
Возишь, возишь на хребтине,
Не из дому, а домой …
Мужику не как скотине,
Всё же нужен выходной.
«Выходного захотелось?
Я устрою выходной,
Чтоб тебе пилось и елось,
Раз в году… в твой выходной».
Что ты, что ты, дорогая!
Я маленько пошутил.
Ты сегодня выходная,
Я к уборке приступил.
«Ну. Вот так и надо, милый!
Разогрела я супец.
Можно стопочку… Постылый,
Скушай к стопке огурец»!

Бабочка наглая под ноги села.
Я наступить на неё не посмел.
Как из-за Волги она долетела? Бронзовый Чкалов и тот, удивлённо смотрел.
Медленно села цветком на ступеньку,
Её осторожно обходит народ…
Сменила на город свою деревеньку,
Ищет на Чкаловской лестнице свой огород.
Рядом с великим советским пилотом,
Маленький, глупый, но тоже пилот.
Их не сравнить, но признаюсь, чего там,
В каждом желанье сравниться с великим, живёт.
Мы рождены не в носу ковыряться.
Мы рождены, чтоб друг друга любить.
Мы рождены от любви улыбаться…
Жаль, что без злобы не можем, пока ещё, жить.
Бабочка с лестницы тихо слетела,
Свой, продолжая беспечный полёт…
Стоит, поправляя перчатку умело,
Бронзовый Чкалов, любимый народный пилот.

Солнце медленно земли краешком коснулось,
У колодца с журавлём синева качнулась.
Катит солнце за бугор, грустно веселится,
Этот красный помидор завтра воротится,
Воротптся синева, журавли, колодцы…
Если малость потерпеть и любовь вернётся.
Может сказки всё же есть в настоящей жизни,
Снова солнышко взойдёт и лучами брызнет.
И любовь вдруг оживёт, страстью заиграет.
Соловей опять споёт… Скажешь, не бывает?
Ничего не говори, всё давно понятно.
Но вечернею порой так мечтать приятно…

Что с собой сотворил?
По какому случаю?
Для чего полюбил
Дуру непримучую.
Ах, как ты хороша,
Сердце разрывается,
Пропадай моя душа
Буду после каяться.
Точно, буду каяться…

Предвестник осени.

Поля залило молоком тумана,
Предвестник осени жирует по ночам.
И месяц вынул ножик из кармана,
Давно известный старый хулиган.
Собака лает за кривым посёлком,
С тоски ли, с радости… как знать,
Но тявкает и тявкает, без толку,
Как будто лето вышла провожать.
Стою, дышу ночной прохладой,
Собаку слушаю… Не устаёт.
И ничего обоим нам не надо…
А может надо. Кто нас разберёт.

Вечернее солнце, с её стороны,
По ивам у речки играет.
Мне эти игры совсем не нужны
Её оно видеть мешает.
За тучку укройся, услышь сердца крик,
Ты ведь не глупое, солнце.
Рыжий, горячий, весёлый старик,
Дай заглянуть к ней в оконце.
Или представь, на один только миг,
Что близится время к полночи.
Сделай добро, как ты делать привык…
Дай посмотреть милой в очи.

С бокала пенного вина
Ты гениально танцевала,
В пустынной комнате, одна…
И тихо музыка играла.
Твои движения чисты,
Неторопливы, нежны, сладки.
Как погрузилась ты, в мечты,
Так я смотрел на них украдкой.
Мне б на руках тебя носить,
Теплом любимой наслаждаться,
Мечтать, лелеять и любить…
И чтоб тогда мне догадаться.

А вот не пишутся стихи,
Как мы соседям помогали…
Их не дают писать грехи,
Что заработаны в Цхинвали.
Мы не бомбили город. Нет.
Мы просто в этом виноваты.
И вновь должны держать ответ
Простые русские солдаты
За то, что генералитет
Дождался первого удара…
Или у нас разведки нет?
Иль в головах не стало вара?
А может просто, как в Чечне,
Опять всё денежки решают?
И олигархи, на войне,
Судьбою нашею играют?
Не верю больше никому,
Лишь о народе сердце плачет.
Судьба России на кону…
И только это что-то значит.

Кто ты мне? Не жена, не любовница.
Только жить без тебя не могу.
Моё солнышко, моя скромница,
Моё яблочко на снегу.
Без тебя даже солнце не радует,
Лишь одни проливные дожди.
Даже звёзды с небес не падают…
Ты сегодня меня подожди.

Что мне счастье?
И в несчастье
Проживу я как-нибудь.
А выпью с горя
Водки море,
Лишь бы в ней не утонуть.
А мне бы сказку,
Да сердцу ласку,
И живи, брат, не горюй.
Взгляд любимый,
Край родимый
Да горячий поцелуй…

Тишина в заводском Пентагоне,
В кабинетах гоняют чаи.
Освежают конторские шмони
Ненасытные глотки свои.
Тут владыки коммерческой тайны
Осторожно достаток куют.
Уважают себя чрезвычайно,
Не случайно сидят они тут.
Есть возможность ещё поживиться,
Пожирнее кусочек урвать,
Ну, а что производство дымится,
Им, ну скажем попроще, плевать.
Разукрасив родную контору,
Чтоб народец в неё не ходил,
Посадили охранников свору,
У которых начальник – дебил.
Приказал он на каждую дырку,
В перспективе на каждую дверь,
Словно пробку в пустую бутылку,
Посадить по охраннику, зверь.
И рычат, как собаки цепные,
Никому не дают воровать.
Ну, а сами… воруют родные,
Пока есть ещё что воровать.

И приехала, взрослая женщина.
Просто старшая дочка моя.
Со своим Забайкальем повенчана,
Где в багульнике сопки стоят.
Где ветра свои песни суровые
Выдают под сибирский мороз,
Где буряты, как русские, новые,
И китайцев с тележкою воз.
Где Байкал, для души утешение,
Ручеёчек знакомый бежит…
С возвращением, дочь, с возвращением.
Пусть обратный билет полежит.

Ты знаешь, а не зря я жизнь прожил.
И мы с тобой не просто целовались,
Ведь я тебя так искренне любил,
Что звёзды той любовью восхищались.
Никто в подлунном не любил, как я,
И вряд ли кто-нибудь полюбит,
Пускай вселенная разрушится моя,
Мою любовь и вечность не погубит.

Ты молчала о любви,
А хотя б солгала,
Чтобы пели соловьи,
Чтобы волновало.
Чтобы глупая душа,
От такого средства,
Вместе с крышей, не спеша,
Съехала бы в детство.
Чтоб улыбка – до ушей.
Можно днём и ночью.
Чтоб и глупый, и ничей,
Но влюблённый очень.

Тихо плакало лето.
Мы вступили в сентябрь
Хоть и грустно об этом,
Скоро будет октябрь.
День рождения снова.
Скоро тысяча лет…
Ради красного слова
Разрисуют сюжет.
Вот занятие, право,
Юбилеи считать.
Для меня, как отраву,
В этот день принимать.
Принимать поздравленья,
Стол жене накрывать…
Хорошо хоть веселье,
Хоть на грудь принимать.
Только денежек жалко,
Я б их лучше пропил
Иль к чертям на рыбалку,
В Чёрный яр укатил.
Там сейчас – наслажденье,
Там не жарко сейчас…
Отвяжись, наважденье,
Не об этом рассказ.
Что-то скачут мыслишки,
Словно улей растряс.
Мне бы денег излишки
Я бы сбацал для вас.
Спел бы старую песню
Про цыганский костёр,
И про вечер чудесный,
И про волжский простор.
А давайте, без денег,
Просто так запоём…
Отменив понедельник,
Для души поживём.

Наплевать, что ревность – пережиток,
Что же мне, с другим тебя делить?
Или мне, коль баб у нас избыток,
По чужим красавицам ходить?
Иль снабжать валютой шалашовок,
Иль играть в бесплатную любовь?
Я на этот счёт не очень ловок,
Да и жизнь не повторится вновь.
Ни к чему растрачивать впустую,
Что дано лишь на единый миг,
Я тебя, как в юности ревную,
Значит хоть душой я не старик.

Я с тобой танцевал
Сердце трепетало.
Нежно в щёчку целовал,
Но не помогало.
Как хотелось целовать
Чувственные губы
И губами ощущать
Сахарные зубы.
И сознанье потерять,
И в конец свихнуться.
Ну а после, наплевать…
Можно и проснуться.